- Что за цели, которые стоят жизни? Ты глупец, эльф. Что за надежда выживет здесь? Надежда - не более чем глупое упрямство, лишь названное красиво. На что тебе надеяться?
Странно... слова, которые говорил Саурон... Каждое из них Берен мог оспорить каждым моментом своей жизни. Но его голос... низкий, мощный, глубокий, заставлял едва ли не падать от камнем навалившейся на плечи злой тоски. Чары делали свое дело.
- Только трусы ценят свою жизнь превыше всего.
- Верность и вера.  Честь.  Какая надежда, говоришь ты? Любая... Та, которая живет. А что за надежда, если ее можно так легко уничтожить? Даже здесь - разве ты не видишь ее? Ту самую, которую так стараешься искоренить, и которая, раз за разом, оказывается сильнее и вновь поднимает голову? Тебе никогда не лишить живущих надежды, как и не лишить их способности мечтать.
Казалось, как будто кто-то распахнул настежь окно в душной и темной комнате - и в нее влетел свежий ветер и проникли лучи солнца... Голос короля давал силу, заставил распрямиться согнувшиеся было плечи. В сердце проснулась отчаянная надежда на то, что, может быть, все еще хорошо кончится.

- Что за цели, которые стоят жизни? Ты глупец, эльф. Что за надежда выживет здесь? Надежда - не более чем глупое упрямство, лишь названное красиво. На что тебе надеяться?
- Только трусы ценят свою жизнь превыше всего.
- Верность и вера.  Честь.  Какая надежда, говоришь ты? Любая... Та, которая живет. А что за надежда, если ее можно так легко уничтожить? Даже здесь - разве ты не видишь ее? Ту самую, которую так стараешься искоренить, и которая, раз за разом, оказывается сильнее и вновь поднимает голову? Тебе никогда не лишить живущих надежды, как и не лишить их способности мечтать.
Темные, злые чары против светлых. Страшные слова майа, заставляющие душу метаться от тоски, против чистого голоса короля, который словно выводил к свету, солнцу, теплу, радости... Тьелпелоссэ чувствовал, как две силы сталкиваются в воздухе, стараясь победить одна другую. Орки едва не падали на землю.. нет, кое-кто уже упал. А эльфы... они пока держались. Хотя с каждой минутой было все трудней.

Всё последнее время казалось сном. Жутким кошмаром, от которого хочется избавиться, проснувшись. Но, как ни старайся, как ни бейся головой о невидимую преграду между явью и видением, не выйдет ничего. Страшно это сознавать. Но нужно бороться. Пока есть силы и возможность. Хотя... Ни сил, ни возможности не оставалось уже. Так всё стремительно происходило. И так нереально. Невозможно. И сейчас. Сейчас этот странный и страшный спор, пропитанный насквозь резонирующими и вибрирующими силами. И смыслом. И, казалось, что со всем можно поспорить. Но невозможно. Не само происходящее тревожило и пугало Лирилина. А именно невозможность оспорить силу. Менестрель хотел и не мог закрыться, помешать враждебному могуществу брать над собой власть. Хотя нет, не так. Не власть то была. Просто словно стоишь на горной вершине под порывами ветра, а ветер со всех сторон. Сильный. Шквальный. Давно бы упал вниз, но ветер не даёт. Мешает думать, мешает чувствовать. Мешает. И забирает силы. Целенаправленно. Оставляя беспомощным и бессильным. И Лир понимал, что недолго это всё ещё продлится. У всех забирает силы этот странный ветер... Хотелось бороться с ним, но на это не хватало сил. Впрочем, квендо пытался держаться. Как мог. Дав себе обещание, что пока возможно, не упадёт, не признает своё поражение пред той мощью, что давит сейчас неимоверно. А в голове билась одна единственная мысль "Только бы он смог, только бы победил мощь Саурона..." Тревога за Финдарато, так неоглядно рискующего сейчас, была наверное во много раз сильнее, чем тревога за всё остальное и за всех остальных.

НПС Саурон

Самые слабые из орков уже попадали наземь, но часть еще держалась на ногах. Эльфам было хуже, они гнулись, как под порывами штормового ветра, очертания расплывались... пока остроухий снова не запел.
- Только трусы ценят свою жизнь превыше всего.
- Верность и вера.  Честь.  Какая надежда, говоришь ты? Любая... Та, которая живет. А что за надежда, если ее можно так легко уничтожить? Даже здесь - разве ты не видишь ее? Ту самую, которую так стараешься искоренить, и которая, раз за разом, оказывается сильнее и вновь поднимает голову? Тебе никогда не лишить живущих надежды, как и не лишить их способности мечтать.
Его чары были довольно сильными, но не могли пробить стальную броню майа. Однако тот играл по правилам и небрежным движением клинка отвел удар.
- Что имеет значение, кроме жизни? Все прочее лишь пепел в пальцах или красивые слова, звенящие, как медь, но не имеющие цены. Надежда - здесь, в этих стенах? Я помню, как бежали отсюда трусы, унося ноги, едва лишь я подошел к крепости - бежали сломя голову, бросая женщин, детей, раненных... Они мечтали лишь об одном - спастись. Я выпил все то, чем они так гордились, из их душ - как легко это было сделать! - и показал им правду. Правду о них самих. И ты стоишь не дороже их. Где твоя надежда, певец? Где твоя вера? Кому ты верен?
В нити магии вплелось воспоминание о чарах, которые он наслал на Тол-Сирион - черная туча страха и безнадежности. Поединок начал утомлять Гортхаура, но сил у него еще оставалось предостаточно.

- Что имеет значение, кроме жизни? Все прочее лишь пепел в пальцах или красивые слова, звенящие, как медь, но не имеющие цены. Надежда - здесь, в этих стенах? Я помню, как бежали отсюда трусы, унося ноги, едва лишь я подошел к крепости - бежали сломя голову, бросая женщин, детей, раненных... Они мечтали лишь об одном - спастись. Я выпил все то, чем они так гордились, из их душ - как легко это было сделать! - и показал им правду. Правду о них самих. И ты стоишь не дороже их. Где твоя надежда, певец? Где твоя вера? Кому ты верен?
Все ложь.. все, сказанное майа, было ложью, и никакие чары не могли это изменить. Эдрахиль знал, с каким боем и какой кровью покидали крепость эльфы Ородрэта, как не ее стенах погибла его жена и другие, кто был сведущ в чарах, как сам Ородрэт сражался, пока просто не упал, обессиленный, и его вынесли на руках те, кто еще мог передвигаться... Ложь. Но чары, не в силах победить душу, действовали но роа - ноги подкашивались, кружилась голова и сил оставалось все меньше. Но сдаваться было нельзя. Эдрахиль почувствовал, как друг оперся на его руку, и собрал всю свою волю, чтобы поддержать его.
"Инголдо... держись... я с тобой... мы все с тобой..."
- Душа важнее жизни и сильнее тела.
- Это ложь...  Я знаю, ка они уходили - и уступить в бою - не значит проиграть. Не в войне жизнь.
А они... Они сражались не ради мести или крови, а ради жизни. Крепость пала, но ее жители  спаслись,  это уже была победа....- Валар и себе.
И снова голос Финрода разогнал тьму... Остальные эльфы держались на ногах, хотя видно было, что им это дается с трудом.
"Держитесь, друзья, только держитесь... "

Чары Саурона пригибали к земле, душили, Энвиниону казалось, что все плывет перед глазами, рот и уши будто забивало песком, но и сквозь него слышалась тяжелая, резкая, ритмичная музыка майа.
- Что имеет значение, кроме жизни? Все прочее лишь пепел в пальцах или красивые слова, звенящие, как медь, но не имеющие цены. Надежда - здесь, в этих стенах? Я помню, как бежали отсюда трусы, унося ноги, едва лишь я подошел к крепости - бежали сломя голову, бросая женщин, детей, раненных... Они мечтали лишь об одном - спастись. Я выпил все то, чем они так гордились, из их душ - как легко это было сделать! - и показал им правду. Правду о них самих. И ты стоишь не дороже их. Где твоя надежда, певец? Где твоя вера? Кому ты верен?
Темная, мутная волна захлестнула с головой, сбивая с ног, волоча за собой. Волна отчаяния, жути, безнадежности... И вдруг, среди этого ада, раздалась чистая и твердая песня короля.
- Душа важнее жизни и сильнее тела.
- Это ложь...  Я знаю, ка они уходили - и уступить в бою - не значит проиграть. Не в войне жизнь.
А они... Они сражались не ради мести или крови, а ради жизни. Крепость пала, но ее жители  спаслись,  это уже была победа....- Валар и себе.
Волна схлынула, отпустив - Энвинион смог распрямиться. Он чуть не упал, оказывается, но каким-то чудом устоял на ногах. Давящая тяжесть на плечах не исчезла, но стала меньше.
"Держитесь, друзья, только держитесь... "
Осанвэ Эдрахиля было очень кстати. Оно помогало устоять, помогало бороться с магией тьмы.
"Держимся... пока."

- Что имеет значение, кроме жизни? Все прочее лишь пепел в пальцах или красивые слова, звенящие, как медь, но не имеющие цены. Надежда - здесь, в этих стенах? Я помню, как бежали отсюда трусы, унося ноги, едва лишь я подошел к крепости - бежали сломя голову, бросая женщин, детей, раненных... Они мечтали лишь об одном - спастись. Я выпил все то, чем они так гордились, из их душ - как легко это было сделать! - и показал им правду. Правду о них самих. И ты стоишь не дороже их. Где твоя надежда, певец? Где твоя вера? Кому ты верен?
И новый удар силы. Тьма... То, что могло затопить, затмить свет, мерцающий в душе. Тьма, спасения от которой не было. Противостоять которой получалось уже с трудом. Музыка Силы. Музыка Саурона. Это казалось непереносимым, выпивающим до капли все силы, пробивающим любые барьеры.
- Душа важнее жизни и сильнее тела. Это ложь...  Я знаю, ка они уходили - и уступить в бою - не значит проиграть. Не в войне жизнь. Валар и себе.
Голос Финрода. Песня. Музыка. На миг показалось, что тьма отступила. Но лишь на миг. Как же трудно быть менестрелем и слышать Музыку иногда лучше других. Лирилин только сейчас это понял. И попытался не слушать Тьму, не слышать её. Но не удалось. Хвататься за силу света уже было просто невозможно, не получалось, тёмная песнь глушила аккорды Музыки Света. Лир вдруг понял, что стал медленно оседать на пол. Силы катастрофически быстро уходили.
"Держитесь, друзья, только держитесь... "
Осанвэ Эдрахила. Как кстати... и одновременно уже почти поздно. Почти. Менестрель последним рывком воли постарался удержаться, подняться. Но уже не сумел. Тьма давила. И уже не оставалось сил... И всё-таки как же трудно быть менестрелем...

НПС Саурон

Вот и первый упавший сред эльфов... Да и певцу уже трудно выдерживать натиск майа. Надо сказать, Саурону было не слишком интересно - веками отточенное искусство было ни к чему, эльф сдавал позиции от одной лишь силы. Скучно. И вдруг...
- Душа важнее жизни и сильнее тела. Это ложь...  Я знаю, ка они уходили - и уступить в бою - не значит проиграть. Не в войне жизнь. Валар и себе.
Понимал ли певец, что сотворил? Что за силу призвал на помощь? Гортхаур на мгновение смешался, отступил под натиском, но, разозлившись, тут же снова кинулся в атаку. Так он Стихии призывает?
- Ты знаешь? Ты был здесь, эльф? Нет, я знаю, что не был - в отличие от меня. И смеешь уличать меня во лжи? Жизнь не в войне, сказал ты... Зови на помощь Стихии, нолдо-глупец, они не придут. Ты отрекся от них, ты принес войну в их край, братоубийца. А я чуть было не поверил, что не все живут войной...
В светлый клинок, который сжимал эльф, вплелась темная ниточка. Сумеет он устоять, отбить удар? Если Саурон промахнулся, исправить промах будет трудно - но майа умел рисковать.

Ложь, подлая ложь! - потоком яростных мыслей Ворон опровергал слова Саурона. Гнев, воцарившийся в душе нолдо после речи Гортхауэра, и это чувство помогало ему противостоять, не пасть перед темными чарами. Это подлейшая ложь и Ворондил это понимал. Знал. Но чары, помимо моральной, имеют и физическую силу и все равно продолжали давить на мужчину. Ворон простоит до до последнего, а упадет пред ногами темного майа лишь один раз - перед своей гибелью, если она будет. Ибо он - Ворондил - принявший Рок Мандоса, прошедший через Льды Хэлкараскэ, воитель, что прошел через множество стычек и битв. Он - Ворондил - "Верный Друг", как нарекла его мать. И стоять он будет до последнего, ибо вера и идеалы, за которые он сражался рядом с ним - государь, коему он клялся в верности, друзья, с коими обещал быть до конца. А за плечами - мир, за который они борятся все вместе.
Всеми силами Ворон думал об этом и знал лишь одно - он не имел права показывать слабость. Даже когда Лиринин поник, а Орикон пал, потеряв сознание.
Спасительный голос Финрода вновь рассеял тьму, что окутывала Ворондила. Ненадолго, лишь на пару мгновений, но и этого было достаточно нолдо для передышки.

- Ты знаешь? Ты был здесь, эльф? Нет, я знаю, что не был - в отличие от меня. И смеешь уличать меня во лжи? Жизнь не в войне, сказал ты... Зови на помощь Стихии, нолдо-глупец, они не придут. Ты отрекся от них, ты принес войну в их край, братоубийца. А я чуть было не поверил, что не все живут войной...
- Знаю.  Нет крови на моих руках... И войну туда принес твой господин. Но я готов отвечать за то, что  ушел тогда, и не боюсь ответа перед ними.
Двое эльфов - Лирилин и Орикон - упали, не выдержав давящей власти чар. Берен рванулся было к ним, но не мог сделать и шага, словно окутанный невидимой, но прочной паутиной. В душе поднялась ненависть - холодная, яростная, сродни той. что он испытал, когда увидел, как орк размахивает отрубленной рукой Барахира. Наверное, это было неправильно, но именно она сейчас давала адану силы не упасть, не провалиться в беспамятство.

- Ты знаешь? Ты был здесь, эльф? Нет, я знаю, что не был - в отличие от меня. И смеешь уличать меня во лжи? Жизнь не в войне, сказал ты... Зови на помощь Стихии, нолдо-глупец, они не придут. Ты отрекся от них, ты принес войну в их край, братоубийца. А я чуть было не поверил, что не все живут войной...
- Знаю.  Нет крови на моих руках... И войну туда принес твой господин. Но я готов отвечать за то, что  ушел тогда, и не боюсь ответа перед ними.
Эльфы не выдерживали натиска темных чар. Первым упал Лирилин, за ним - Орикон. Тьелпелоссэ, как ни странно было ему самому, пока держался на ногах. Хотя чувствовал, что надолго его не хватит... В глазах стояла какая-то муть, а руки и ноги словно налились свинцом. Рядом с ним пошатнулся и упал на одно колено Энивнион... Преодолевая слабость, он поддержал друга, точнее попытался поддержать, потому что каждое движение давалось с невероятным трудом, словно он плыл против сильного течения.
Тьелпелоссэ поднял глаза не майа... ничего, кроме ненависти эльда противопоставить ему не мог. Ненависти... и веры в правоту своего короля. Наверное, это пока и удерживало сейчас от того, чтобы не провалиться в беспамятство.

- Как просто найти виновного, ткнуть пальцем... и как невозможно увидеть Тьму в себе самом, Я - твое зеркало, нолдо, и ты боишься заглянуть, потому что знаешь - виновен. Ты лжешь себе, и будешь лгать другим, словами и обликом... И что было более лживо - ваши личины или то, что вы зовете истинным лицом? Смотри, как падают твои друзья! Но ты не хочешь видеть, ты упоен игрой.
Берен видел, как один за другим падают эльфы... И сам уже готов был лишиться чувств, хотя, видимо, на него чары действовали либо не так сильно, либо как-то иначе... А может быть, дело было в упрямстве, которое столько лет помогало ему сражаться в одиночку против всех, сражаться, забыв о надежде и привыкнув к наступающей на пятки смерти. В душе росла ненависть, достигшая своего пика, когда упал Финрод.
Не помня себя, адан порвал незримые цепи, сковывающие его тело, и бросился на Саурона. Он не думал о том, что его порыв безумен и безнадежен, просто надо было дать ненависти выход.

Финрод упал. Пали и остальные. Не все, но многие. Ворон был среди меньшинства - он устоял. Падение государя вызвала в воителе бурю эмоций - гнев, ненависть, ярость. Эта буря помогла ему выбраться из невидимой паутины, в которую Саурон облачил отряд. Как кстати оказался в ножнах меч - тупые орки забыли (или просто не стали) обезоружить странный отряд. А меч этот прошел с Ворондилом и простые тренировки на полях Амана, и холодные льды Хэлкараскэ, и многие битвы. И владелец нарек его Хэлкэ - Лед. И сталось так, что меч этот был крепко связан с хозяином.
Именно сейчас с этим мечом воитель рванул к Гортхауэру. Вестимо, темные чары окончательно лишили Верного Друга рассудка - он забыл, что слишком слаб, что кроме смерти его глупые попытки ничего не принесут. Но он рванул, может, надеясь на чудо, а может за компанию с Береном - не воронское это дело, уступать таких врагов смертным.